Ленинградский фронт: история одного снайпера

Наверное, все слышали о знаменитых советских снайперах Великой Отечественной войны, уничтоживших даже не десятки, а сотни врагов каждый. Снайперское движение в Красной армии в годы войны приобрело небывалый размах и наносило оккупантам немалый урон, особенно учитывая то, что целью снайперов становились в основном не простые солдаты, а офицеры, наблюдатели, корректировщики огня, расчёты орудий и пулемётов и, конечно, снайперы противника. В общественном сознании многих поколений прочно утвердился образ советского снайпера-героя и воина-освободителя.

Немецкие снайперы, не менее успешно убивавшие своих врагов, и, кстати, имевшие, вероятно, лучшую подготовку, чем советские, известны у нас куда меньше и по вполне понятным причинам воспринимаются нашими соотечественниками весьма отрицательно.

В годы войны моему отцу довелось быть снайпером. Продолжалось это недолго и закончилось тяжелым ранением. Снайперский счёт его был совсем невелик – один немец. Правда, этот немец тоже был снайпером.

Те, кто знают о снайперах только понаслышке, нередко считают, что главное для них – это уметь хорошо стрелять, а сама работа снайпера довольно безопасна, ведь он обычно не ходит под огнём в атаку, не сидит в передовых траншеях, которые постоянно обстреливает враг.

На самом деле всё гораздо сложнее. Снайперам, как и другим бойцам, приходилось и в атаку ходить, и в траншеях сидеть под огнём. Немало их погибло, так и не убив ни одного врага.

Действительно, снайпер должен быть прекрасным стрелком, иначе и быть не может. Но одно дело – произвести точный выстрел в тире или на стрельбище (и это тоже может не каждый!), совсем другое – на поле боя. Снайперу приходится стрелять на большие расстояния – сотни метров, а то и километры, причём цель не обязательно бывает неподвижной и попасть в неё можно, только правильно определив расстояние и выбрав упреждение. Чем дальше летит пуля, тем больше на пути встречается препятствий, способных её отклонить, и наиболее существенным является ветер. Но, оказывается есть и другие факторы: капли дождя, снег, град, листопад, пыль и песок, поднятые ветром, и даже… летающие насекомые. А кроме того, играет роль сила тяжести, вызывающая наклон траектории, влажность воздуха, атмосферное давление, зависящее от высоты над уровнем моря и многое другое. Поэтому, например, особенности снайперской стрельбы в горах, пустыне, в лесу отличаются друг от друга.

Советские снайперские винтовки того времени – в основном знаменитая трёхлинейка системы Мосина, а иногда СВТ –самозарядная винтовка Токарева, и так обладающие прекрасными боевыми качествами (как и винтовки Маузер 98 немецких снайперов), для снайперской стрельбы выпускались в улучшенном варианте с более тщательной обработкой и подгонкой деталей и комплектовались оптическим прицелом. Снайпер, естественно, прекрасно знал своё оружие и по возможности бережно обращался с ним. Как правило, он делал по врагу только один выстрел, и этот выстрел должен быть точным.

Кто не понимает, может удивиться, почему нельзя стрелять дальше, если первый раз промахнулся, а враг всё ещё в поле зрения? Действительно, в некоторых ситуациях допустима стрельба снайпера даже беглым огнём, если это вызвано необходимостью и целесообразностью, но никогда нельзя забывать, что уже второй (а иногда и первый!) выстрел может быть замечен врагом. Это, как и многие другие моменты, относится к следующей, не менее важной части подготовки снайпера, связанной с маскировкой.

Снайпер должен уметь выбрать такое место, где его труднее всего обнаружить. Для этого используются особенности местности, рельеф и дополнительные маскировочные средства – ветки, трава, накидки, маскхалаты. Блестящие и яркоокрашенные, непривычные и бросающиеся в глаза предметы, а порой и лицо, и руки приходилось раньше маскировать, замазывая грязью (теперь есть специальные краски). В зимнее время применяются камуфляжные средства белого цвета, довольно эффективным оказалось обматывание винтовки бинтами. Но даже если снайпер хорошо замаскирован, ему нельзя лишний раз пошевелиться, чтобы не подвергнуться смертельной опасности быть замеченным и не сорвать задание, которое он выполняет. Тут на него может обрушиться огонь артиллерии, миномётов, вражеских снайперов, может даже последовать атака пехоты. А лежать неподвижно в любых условиях снайперу приходится непредвиденно долго, иногда целый световой день. Бывает, нельзя пошевелиться, даже для того, чтобы принять пищу, попить, справить естественную нужду. Расплата за это – смерть, не всегда, конечно, ведь снайпер в ряде случаев всё-таки может довольно «комфортно» располагаться и быть почти совершенно невидимым где-нибудь за густой листвой или среди каменных развалин. Почти потому, что и тогда его может выдать предательский блеск стекла оптического прицела. Но обычно он должен стойко и неподвижно выносить холод, жару, дождь и ветер, порой лежать в ледяной воде, жидкой грязи, терпеть укусы насекомых (следует отметить, что в годы Великой Отечественной войны не было нормальных репеллентов от комаров и мошкары).

Есть много разных тонкостей выбора места для засады. Например, не следует располагать снайперскую позицию там, где могут быть муравьи или гнёзда ос – возможно, человек с крепкими нервами и сможет безропотно терпеть их укусы, но вряд ли он будет способен при этом метко стрелять или наблюдать за противником.

Сейчас, по прошествии многих десятилетий после той войны происходит переосмысление уже далёких событий. Мы теперь не воспринимаем любых немцев, как врагов, они нас – тоже. Для большинства людей мирных поколений кажется противоестественным (и вполне правильно!), как можно было убивать себе подобных. Но тогда всё было по-другому. Война ворвалась в нашу жизнь неожиданным кошмаром, люди готовы были мстить за разрушенную мирную жизнь, за смерть и страдания родных и близких. Тем не менее, даже для солдата на войне впервые убить человека, пусть и врага, – это большой моральный перелом. Однако агитация и пропаганда у нас в стране в этом отношении работала прекрасно, делая образ врага ещё более отвратительным и ужасным, чем он был на самом деле. Следует признать, что это действительно было необходимо, и то, что советские люди воспринимали немецких солдат, как отвратительных чудовищ, которых надо безжалостно уничтожать, помогло победить.

В годы войны советские снайперы, среди которых было более тысячи женщин, уничтожили десятки тысяч вражеских солдат и офицеров. Далеко не все снайперы дожили до Победы, которую помогли приблизить, внося смятение в ряды врагов и значительно ослабляя их боевую мощь.

Был свой счёт к врагам и у отца. Перед отправкой на фронт он уже знал, что его отец, сельский кузнец Григорий Стрелец, был зверски убит карателями на оккупированной территории за предполагаемую связь с партизанами.

Оказавшись в 1943 году на Ленинградском фронте в отдельной роте связи в составе 1-й дивизии НКВД, впоследствии 46-й стрелковой дивизии РККА, мой отец вскоре был переведён в снайперы, поскольку ещё до войны, во время службы в 102-м погранотряде, которым командовал полковник С. И. Донсков, впоследствии командир этой дивизии, прошёл обучение в снайперской школе. Правда, обучение проходило в пустынной местности Средней Азии, где пограничники сражались с последними бандами басмачей. Кроме того, в течение некоторого времени он проходил обучение на курсах, где готовили разведчиков для заброски в тыл противника, однако, несмотря на успехи в обучении и хорошие физические данные, его вскоре забраковали и вернули в свою часть. Причиной была особая примета – татуировка военно-морской тематики, сделанная в юности под действием увлечения эпопеей полярной экспедиции Папанина.

В израненных войной зимних ленинградских лесах всё было по-другому, чем в жгучих песках пустыни.

Шёл февраль 1943 года, 18 января была прорвана блокада Ленинграда, но операция «Искра» продолжалась. Целью её было расширение только что пробитого с таким трудом коридора между Ленинградским и Волховским фронтами. Этот коридор, шириной всего 10-15 километров, буквально спасший Ленинград от голодной смерти, был ещё слишком узок, и движение по нему постоянно подвергалось обстрелу немецкой артиллерии, как ещё недавно – «Дорога жизни» на Ладоге.

Наши войска наконец выбили немцев из окрестностей бывшей деревни Арбузово на правом фланге Невского пятачка и с тяжёлыми боями двигались в сторону железнодорожной станции Мга, преодолевая мощную оборону немцев со сложной системой минных полей, огневых точек, противотанковых рвов и деревянно-земляных заборов, расположенных в несколько рядов.

Ранним утром, задолго до рассвета, только что прибывший из пополнения новый командир одного из батальонов вызвал в свой КП приданный снайперский расчёт. В него входил первый номер – старшина Стрелец и второй номер – сержант Иванов.

Снайперы обычно работали парами. Первый номер должен был вести огонь, а второй – корректировать его. Основная задача второго номера заключалась во внимательном наблюдении в бинокль за противником. Оба были вооружены винтовками с оптическим прицелом и при необходимости могли заменить друг друга.

Услышав фамилии доложивших о прибытии снайперов, комбат спросил отца:
– Раз фамилия такая боевая, наверное, много фашистов побил, старшина?
– Никак нет, товарищ капитан, не успел ещё, только прибыл!
– Я вот тоже только прибыл, а комбата прежнего, знаешь его, наверное, снайпер снял. Снайпера надо найти и уничтожить! Справишься? Насколько я знаю, ты ворошиловский стрелок и с басмачами воевал?
– Так точно, товарищ капитан! А со снайпером мы справимся, обязательно должны!
– На вас надежда! Как убьёте гада, сутки отдыха!
– Разрешите идти?
– Идите, приступайте немедленно и учтите, особист сказал, у него есть информация, что снайпер там очень вредный, много наших положил и немцы его берегут.

Ещё затемно снайперы отправились на будущую позицию между своими и вражескими траншеями, выбранную заранее путём внимательного изучения местности в бинокль. Напротив неё и действовал снайпер, за один вчерашний день убивший комбата, бойца-связиста и двух кашеваров, приносивших бойцам горячую пищу.

Когда стало светло, задул ледяной северный ветер. Даже тепло одетые снайперы стали замерзать в неподвижных позах. Немели пальцы рук и ног, позёмка мешала обзору. На их участке передовой было тихо, зато вдалеке справа и слева постоянно раздавались пулемётные очереди, иногда гремели взрывы. Изредка Иванов сообщал обстановку. Впереди расстилалась заснеженная болотистая равнина, ещё недавно покрытая лесом. Теперь на его месте торчали только отдельные стволы деревьев, ободранные и размочаленные взрывами. Ничто не говорило о присутствии немецкого снайпера, хотя среди остатков леса было немало мест, где он мог бы затаиться.

Короткий зимний день шёл к концу, когда ветер стал стихать, прекратилась позёмка. Условия для стрельбы были бы прекрасными, если бы не усилился мороз. Ледяной холод сковывал тело. Единственное, что могли делать снайперы, под прикрытием маскхалатов лежавшие на заснеженном поле, это шевелить пальцами замерзающих рук и ног. Казалось, ещё немного без движения, и переохлаждённый организм перестанет сопротивляться, а сами они так и останутся неподвижными, как те убитые солдаты, чьи замороженные тела они видели, проползая сюда накануне.

– Иванов, почему молчишь так долго? Видно что?
Иванов не ответил.
– Ты что, спишь?
– Всё в порядке, не сплю, холодно только. Говорить трудно. Цели не вижу.
И тут вдруг:
– Стрелец, вижу вспышку!

Оказалось, им невероятно повезло. Иванов в этот момент смотрел в бинокль именно туда, где находился немецкий снайпер, который сделал выстрел. Они так и не узнали, нашёл ли кто-нибудь смерть от этого выстрела на нашей стороне или сам снайпер попался на примитивную уловку: по приказу командира периодически приподнимали над бруствером каску на палке, провоцируя снайпера.

– Стрелец, вижу цель! Тройной бугорок: голова и плечи, это снайпер! – он назвал ориентир.
Голос Иванова стал снова уверенным и чётким, к отцу тоже словно вернулось второе дыхание, отошёл на задний план холод, откатился сон. Теперь и он видел в оптический прицел снайпера, причём там, куда он уже не раз раньше смотрел, ничего не заметив.

Они видели снайпера, а он их не видел. Им снова повезло.
Теперь можно было чётко различить прицел вражеской винтовки, каску и плечи, прикрытые белым маскхалатом, и даже лицо немца.

– Иванов, вижу цель, веду огонь! – успел произнести отец, чуть пошевелив онемевшей рукой для того, чтобы было удобнее более плавно нажать на спусковой крючок. Он прицелился прямо в лицо немца, ниже края каски, и уже нажимал на спуск, когда увидел, что немец тоже чуть пошевелился и смотрит прямо на него. Неужели заметил? Но даже если это было так, немец выстрелить не успел. Он резко дёрнулся, приподнялся над землёй, словно собираясь встать, всё ещё сжимая в руках винтовку, потом выронил её, сверху упал сам, несколько раз конвульсивно дернувшись, и затих.

– Цель уничтожена! – синхронно произнесли оба снайпера, а потом опять синхронно:
– Ура! Сутки отдыха! – и почти беззвучно рассмеялись такому совпадению.
Мгновенно навалилась невероятная усталость, непреодолимо потянуло в сон... При этом вновь почувствовался холод. Чтобы не замёрзнуть насмерть во сне прежде, чем стемнеет и можно будет вернуться к своим, они стали шевелить затёкшими руками и ногами, надеясь, что немецкие наблюдатели этого не заметят.

Отец уже представлял себе, как он докладывает комбату: «Товарищ капитан, снайперский расчёт задание выполнил!», как вдруг раздался голос Иванова:
– Стрелец, миномёты!

На этом везение закончилось. Воздух наполнился свистом и воем летящих мин, оглушительными хлопками разрывов и визгом осколков. Их, безусловно заметили, и тут же открыла огонь целая батарея. Мины ложились со всех сторон.

В такой ситуации могло быть три различных исхода, и все они смертельно опасны. Некоторые шансы могла дать попытка вскочить и как можно быстрее бежать из обстреливаемого квадрата, пока на тебя не перенесли прицел, но при этом бегущего почти неизбежно срежут осколки от близких и частых разрывов. Не менее опасно и уходить из-под огня ползком, хотя при этом большинство осколков пролетает сверху. Во время обстрела наблюдатели внимательно следят за квадратом. Если заметят какое-то движение, будут долбить до тех пор, пока не накроют прямым попаданием. Если же лежать неподвижно, как можно плотнее прижавшись к земле – не всегда, но можно уцелеть, поскольку немцы, выпустив положенное количество мин и не видя движения, по инструкции прекратят огонь.

Именно так и поступили снайперы. Последнее, что увидел отец, была миномётная мина, упавшая в двух метрах от него и воткнувшаяся в бок Иванова, на её корпусе появилась сетка трещин, сквозь которые сверкнуло яркое, как солнце, пламя.

Очнулся отец, когда его, раненого, вытащили к своим и стали разрезать смёрзшуюся от крови одежду и обувь, отдирая примёрзшие куски тела сержанта Иванова. Так начались первые сутки «отдыха».

После госпиталя до конца войны отец снова находился в действующей армии. Постепенно прошли хромота от ранения ног и последствия контузии, и он даже был участником военного физкультурного парада 1945 года в Москве на Красной площади, посвящённого Победе, а впоследствии стал мастером спорта по гимнастике и проректором НГУ им. Лесгафта, прожив почти 89 лет.

Только став взрослым, я по-настоящему осознал и прочувствовал эту историю одного дня из жизни снайпера Великой Отечественной войны, рассказанную когда-то отцом. Вспоминая её, я словно слышу произнесённые 70 лет тому назад последние слова сержанта Иванова, через мгновение разорванного на куски немецкой миной: «Стрелец, минометы!», заставившие отца изо всех сил прижаться к земле и сохранить жизнь.

Автор текста: Георгий Стрелец