ТАКАЯ ПРОСТАЯ СЛОЖНАЯ ЖИЗНЬ

Этим летом в Присвирье прошла презентация книги Надежды Орловой-Птичкиной под названием «Такая простая сложная жизнь». Надежда родилась и выросла в Лодейном Поле, но в начале двухтысячных переехала с семьёй в Петербург. Автор книги признаётся, что писательство – это её хобби. На вечере, где была презентована книга, собралось немного почитателей литературы, но это не помешало сделать его тёплым, уютным, интересным и творческим. Как и полагается – на презентации книги прошла автограф-сессия. Несколько книг были подписаны бойцам СВО. Также часть средств от продажи книги были переданы волонтёрам – на эти деньги уже приобретены медикаменты для штурмовой 25-й бригады 6-й армии. Предлагаем и нашим читателям познакомиться с творчеством Надежды и прочесть её рассказы.

СЧАСТЛИВЫЕ...

«Девушка, больше двух тысяч вы за неё не выручите нигде. Я-то такую цену даю только потому, что вы не в первый раз ко мне приходите! Ей красная цена – полторы!» – скупщик крутил в руках её золотую цепочку, как какую-то безделицу.

«Она... понимаете... родители подарили, на шестнадцатилетие...»

«Да мне-то какое дело: кто, когда, кому? Две! Больше не дам! Не устраивает, забирайте и уходите!» – он кинул цепочку в лоток и толкнул его на её сторону. Она взяла её со своей стороны, сгребла в кулачок, подержала десять секунд и медленно, аккуратно, будто прощаясь с ценной вещью, положила её обратно, в недра лотка, и толкнула на его сторону: «Давайте...»

«Настя, ты картохой не богата?» – в комнату уверенной походкой зашла Машка.

«Нет, макароны купила, а картошку не стала», – не отвлекаясь от написания дипломной работы, буркнула Настя.

«Дай тогда сто рублей в долг, при случае отдам», – Машка вытянула руку с открытой ладонью в её сторону. Настя отлипла от свой писанины, повернулась на стуле всем телом в сторону собеседницы, опустила очки на кончик носа и, глядя на Машку, ответила: «Маруся, ну при каком случае? О чём ты? У тебя никогда таких случаев не бывает! Ты за этот год уже три тысячи у меня по сотне настреляла, но вот насчёт «отдать» как-то не сложилось... Так что извини, Машка, но «лавочка закрыта». Я сама сейчас без помощи осталась, ты же знаешь. Уже почти год как и за учёбу сама плачу, и на жизнь себе зарабатываю. Хочешь, ужином накормлю, но денег не дам, неоткуда. Цепочку сегодня заложила, чтоб за учёбу до конца рассчитаться, а то не хватало...», – она смахнула с ресниц набежавшую слезу и встала со стула: «Ну что, ужинать бум?» – сделала шаг в сторону соседки по комнате.

«Бум... давай, что там у тебя», – соглашается Машка...

Диплом в её руках не был красным, но этот факт не мог испортить ей настроения. Закончила, смогла, вытянула, сдюжила! Родители могли бы гордиться ею, если бы были живы... Папа наверняка бы принёс охапку полевых ромашек: белых с ярко-жёлтой серединой и с длинными корявыми стеблями, которые очень трудно сложить в один букет, но папа умел их «усмирить». Мама достала бы вазу, налила воды, принесла в комнату, и всё это сопровождалось бы её комментариями: «Ну Дим, ну ведь есть же и другие цветы кроме ромашек... Колокольчики там разные, клевер в конце концов!» А папа бы парировал: «Ленуся, ну пока цветут ромашки, какие колокольчики, о чём ты? Или тебе перестали нравиться ромашки?»

«Нравятся, нравятся...» – нарочито ворчливым тоном отвечала бы мама, ставя букет в вазу и водружая её на стол. Мама любила ромашки, но случая шутливо поворчать по этому поводу не упускала. Потом они бы вместе пили шампанское, заедая любимым маминым шоколадом «Мишка на севере», обмывая Настин диплом. А вечером папа обязательно нажарил бы вкуснейших отбивных, а мама сделала бы пюре и салат из огурцов и помидоров, и этим ужином втроём продолжили бы празднества в честь окончания дочерью института. Если бы... если бы не весна прошлого года... не мокрый асфальт... не встречная машина, которую вынесло на их полосу... Лобовое... две машины, три загубленные жизни. Две из них – её родителей. Жизнь разделилась на до и после. Она сдала родительскую квартиру, которая находилась за двести километров от Питера, где она училась, попросив квартирантов заплатить за полгода вперёд, чтоб хоть как-то набрать нужную сумму и внести деньги за первый триместр последнего года обучения. Чтоб расплатиться за учёбу окончательно, пришлось наскребать по всем углам и даже продать то немногое ценное, что осталось у неё от родителей: нехитрые золотые украшения и айфон далеко не последней марки. Жальче всего было именно цепочку плетения «черепашка», плоскими такими «чешуйками-панцирями», на третьем, четвёртом и пятом звене которой были выбиты первые буквы их имён: её и родителей: Д, Е, А. Она держала её до последнего, надеясь выкрутиться, но когда вопрос об оплате или отчислении её из института встал ребром, сдала её в ломбард и всю ночь проревела в подушку, чувствуя себя предательницей из-за того, что отдала последнюю ценную вещь, подаренную ей родителями...

Она устроилась в магазин ночным кассиром с графиком 2/2, чтоб хоть как-то сводить концы с концами и хотя бы иногда позволять себе покупать новые капроновые колготки, которые почему-то хоть и стоили как лимузин, но рвались безбожно и в самый неподходящий момент.

Она смогла... она сумела... Сидя на стуле в своей комнате в общежитии, крутила в руках диплом и не замечала, как слёзы падают на новенькую обложку так тяжело давшегося ей документа...

«Настюха, ты что, до сих пор не замужем?» – Машка выпучила на неё глаза так, как будто Настя раскрыла ей тайну – кто же реально убил Кеннеди.

«Не замужем, Маш, не замужем. И если можно, говори чуть потише, на нас уже оглядываются».

«Да пусть смотрят. Мне просто непонятно: десять лет с выпуска прошло, и как такую красивую, умную, весёлую до сих пор никто не отвёл в загс? А?»

«Что значит «не отвёл»? Отвёл, почти... даже заявление подали. Но вовремя одумалась, и... расстались. Не мой оказался человек. А так... наломали бы дров, жизнь друг другу испортили бы. Хорошо, что все поняли и расстались друзьями. До сих пор дружим семьями... Вернее, он семьёй, а я в одно лицо, но уж как есть...» – она отглотнула вино из фужера и поставила его обратно на стол. «Ну а ты, Машка, как живёшь? Семья, дети? По специальности работаешь или не стала?»

Услышав про работу, Машка прыснула только что отпитым вином: «Пфффф... Насть, ну ты чего? Какое работаешь? Когда? Я уже три раза успела замуж сбегать, и, прошу заметить, все три раза по любви! Последний брак знаешь какой крепкий? Я ему уже двоих родила и убедила, чтоб он после этого на меня всё движимое-недвижимое отписал, потому как там, где он работает, долго не держат! И либо выше протолкнут, либо вниз... с конфискацией... Ну ты поняла, да? Ой, короче, не будем о страшном, меня это нервирует. Давай лучше о наших одногруппниках бывших поговорим и о мужиках! Хотя фиг с ними, с одногруппниками, давай сразу о мужиках! Будем тебе жениха искать! А то засиделась ты, подруга, в девках!» – Машка заговорщицки подмигнула Насте, щёлкнув при этом пальцами.

«Ой, нет... Спасибо, Машунь, но я уж как-нибудь сама», – Настя берёт опять фужер и допивает вино уже до конца...

«Девушка, вас подвезти?» – рядом с ней притормозила, снизив скорость до скорости её шага, тёмная машина. Стекло у пассажирского сиденья медленно опустилось, и мужчина, сидящий за рулём, повторил: «Девушка, давайте подвезу? Поздно, сыро... А вы босиком и промокли».

Настя несла свои босоножки в руках и топала по тёплым лужам по мостовой, вдоль набережной, босиком. Она любила так ходить с детства. С мамой частенько уходили гулять именно в дождливую погоду, им обеим нравилось в дождь топать босиком по лужам. Папа же ждал их дома с горячим свежезаваренным чаем и двумя тёплыми пледами. Когда они с мамой возвращались, он называл их шутливо «мокрыми курЯми» и поочерёдно согревал, закутав в тёплый плед и отпаивая чаем, при этом не забывая ворчать для острастки.

Родители познакомились именно в ливень. Папа бежал на работу, а мама вот так же шлёпала босиком по лужам. Оба оказались детдомовскими. Из близких родственников никого ни с одной, ни с другой стороны не было. Влюбились, сошлись, расписались, и жили, и строили свою семью по кирпичику, не торопясь... Но начиналось всё с вымокшей насквозь юной девчонки и продрогшего под дождём молодого мужчины....

Вот и Настя сейчас вымокла под первым настоящим весенним майским ливнем, платье прилипло к телу и немного сковывало движения, но она всё равно как могла шлёпала босыми ногами по тёплым лужам, получая неимоверное удовольствие, не обращая внимания на недоумённые взгляды редко встречающихся прохожих.

«Нет, спасибо, не надо...» – для пущей убедительности она помотала головой: «Я уже почти пришла, спасибо».

«Девушка, вы же простудитесь. Разрешите мне подвезти вас до дома, даже если до него вам осталось идти всего десять метров? Я себе не прощу, если оставлю вас холодную и мокрую и не окажу никакой помощи».

«Откуда такая тяга к спасению? Вы спасатель?» – Настя улыбнулась, повернув голову в сторону собеседника и поймав его взгляд.

«Нуууу, в некотором роде можно и так сказать».

«Ого! Ну тогда записывайте на свой счёт ещё одну спасённую душу. Дошли уже, это мой дом», – она махнула рукой в сторону своего дома и, обойдя машину, пересекла дорогу.

«Ну, так нечестно. Спас, а имя даже не узнал. Как вас зовут? Мне же надо знать, кого я спасал?»

«Разве имеет значение, как зовут того, кого вы спасаете?»

«Нет, не имеет, но всё-таки?» – он уже вышел из остановившейся машины и разговаривал с девушкой, стоя рядом со своим автомобилем.

«Ну если вам от этого станет легче, то знайте, что вы спасали и, что немаловажно, – спасли Настасью!» – она вдруг почувствовала, как щеки её запылали румянцем, и от этого ей стало неловко.

«Настя, значит... А я Андрей. Ну мало ли, вдруг вам захочется знать, как звали того, кто вас спасал», – он улыбался ей, и от его улыбки и прямого взгляда ей стало неловко вдвойне. Она подняла руку, махнула ею над головой: «Удачи, Андрей! Счастливо!» – и шагнула в сторону своего двора, к своей пустой квартире, где её никто не ждал...

«Настя! Настасья!» – мужчина окрикнул её, когда она перебегала дорогу. Она повернулась в его сторону: «Андрей!» Машина стояла практически на том же месте, где вчера вечером они расстались. Андрей стоял рядом с открытой дверцей и отчаянно жестикулировал. Перебежав дорогу, Настя остановилась у машины и, взглянув на недавнего спасателя, выпалила: «Ого... Андрей, да? Я правильно помню?» Конечно, она помнила, как его зовут, но признаваться в этом ей как-то не хотелось.

«Ага, точно так», – он явно смутился, решив, что она даже не запомнила толком его имя. «Вы сейчас намного лучше выглядите, и сегодня вы даже в туфлях!» Она машинально опустила глаза на свои ноги: «Да, на работу я обычно хожу в туфлях, это обязательное условие работодателя».

«Злой начальник ваш работодатель! Такие драконовские требования к своему персоналу...» «Просто зверь!!!» – они сказали это уже одновременно и засмеялись тоже в унисон. «Могу вас подвезти до работы?» Заметив сомнения в её глазах, Андрей быстро добавил: «Ну снизойдите до человека, простоявшего здесь всю ночь и вглядывающегося в лица всех молодых женщин, выходящих из этого двора! А это с моим зрением, прошу заметить, то ещё испытание, знаете ли. Ну будьте милосердны!» – он сложил руки, как во время молитвы, и скорчил гримасу, напоминающую просящую моську кота из Шрека.

«Ладно. Раз уж вы на такие жертвы пошли, то что ж поделать... Ну не изверг же я, в самом деле. Снизойду!» – она хотела уже открыть дверцу, но он в две секунды оказался рядом с ней, оббежав машину, распахнул перед ней дверцу и рукой пригласил садиться: «Вот это спасибочки! Вот это мне сегодня повезло! Прошу вас».

Она опустилась на сиденье, пристегнулась и, не дожидаясь, пока он спросит, куда её доставить, озвучила: «Сейчас вперёд, а дальше сообщу!»

«Слушаю и повинуюсь!» – захлопнув свою дверцу, он повернул ключ в замке зажигания, и машина плавно тронулась с места...

Держа с одной стороны под мышкой заплаканного трёхлетнего малыша с ободранной коленкой, а в другой руке самокат, Андрей остановился на площадке пятого этажа перед своей квартирой. Поставив всё, что нёс, на землю, он присел рядом с сыном на корточки, взглянул на ребёнка и серьёзным голосом произнёс: «Матюша, договорились, да? При маме не рыдаем! Мы же мужики! И расстраивать слабую женщину не хотим. Помни: она у нас одна!» Матвей вытер ещё не до конца высохшие глаза, потом этой же рукой почесал нос и кивнул: «Холосо, папа, поняль. Не ластлаиваем маму. Мы зе музыки...»

Перед дверьми квартиры находились мужчина и ребёнок, а в квартиру вошли уже два муЗыка!

Пятилетие Матвея втроём отмечали в детском кафе. Именинник задул пять свечей, чем растрогал до слёз родительницу. Настя смахнула набежавшую слезу, поцеловала в макушку сына и, ловко нырнув под руку к мужу, прижалась к нему всем телом, уткнувшись носом ему в шею. Вдохнула запах его кожи, подняла глаза и, поймав на себе взгляд Андрея, поцеловала его в щёку и прошептала на ухо: «Спасибо тебе...» Андрей, не выпуская из объятий жену, потрепал свободной рукой именинника по волосам, потом наклонился и тихонько прошептал Насте: «Люблю...»

По мостовой, в дождь, вдоль набережной, босиком по лужам топали три человека: мужчина, женщина и ребёнок пяти лет. Мужчина с женщиной держали с двух сторон за руки мальчугана, разговаривали и дружно смеялись в голос. Эта семья притягивала к себе взгляды редко попадающихся прохожих, которым хватало одного взгляда на эту троицу, чтоб улыбнуться самим и вымолвить им вслед: «СЧАСТЛИВЫЕ...»

НЕРАЗЛУЧНИКИ

«Милька, ну ты что, обиделась, что ли? Ну я, честное слово, не хотел с ней танцевать, но уж больно неудобно было отказываться уже в третий раз. А ведь кто-то, кто мог меня спасти, в это время кружился в вальсе с Витькой и очень неплохо себя при этом чувствовал, но я же не обижаюсь на неё из-за этого?» – Сашка аккуратно тронул за плечо Милю и попробовал развернуть её от окна к себе лицом. Безрезультатно. С таким же успехом можно было попробовать развернуть петергофскую статую Самсона, раздирающего пасть льва. Но попробовать всё равно стоило. «Миличка, ну не будешь же ты вот так стоять теперь здесь остаток вечера и изображать из себя жертву? Миль, ну честное слово, уже даже не смешно. Выглядит так, как будто ты меня ревнуешь, чесслово...» – это был последний аргумент, на который Миля реагировала всегда, и Сашка пользовался им очень редко и только в самых крайних случаях, но правды ради надо признать, что всё-таки прибегал

«Ревную? Я ревную?» – Миля развернулась от окна на 180 градусов всем телом и оказалась в кольце крепких и надёжных рук теперь уже бывшего одноклассника. Он крепче сжал её плечи и, глядя в огромные зелёные глаза, обрамлённые чёрными, густыми и невероятно длинными ресницами (эти глаза сейчас метали гром и молнии), – быстро отыграл назад: «Нет, конечно. Что ты. Я неправильно выразился. Не ревнуешь, а просто принимаешь всё близко к сердцу...» – Сашка улыбнулся и тихонько подул ей в лицо: «Миль, ну пойдём танцевать, что ребята подумают? Пойдём, пожалуйста!» Он опустил руки вниз и, поймав её ладони, слегка потянул на себя: «Милька, пойдём... давай не будем сегодня ругаться и ссориться. Ведь у нас на это ещё вся жизнь впереди!» – Сашка развернулся и, не дожидаясь ответа и не выпуская её правую руку из своей, уверенно зашагал в сторону спортивного зала, откуда гремела не переставая живая музыка. Миля недовольно, нехотя, но поплелась следом. В украшенном шарами зале бывшие ученики, а нынче выпускники, присоединились к группке своих теперь уже бывших одноклассников, которые что-то очень оживлённо обсуждали, сбившись в стайку и напоминая раскричавшихся озорных воробьёв жарким летним утром. Сашка подтолкнул немного Милю в эту толпу впереди себя, а сам встал за её спиной и попытался поймать смысл беседы, но из-за громкой музыки это было сделать весьма проблематично. Быстро потеряв к этому интерес, он просто стоял рядом с Милей, за её спиной, вдыхал мятный запах её волос и кончиками пальцев слегка касался её рук, мысленно отмечая, что готов вот так стоять здесь, в этом положении, до скончания века, и катись всё остальное к чёртовой бабушке...

«Саш, ты следующий вальс с кем танцуешь?» – голос Нинки из параллельного класса чуть было не застал его врасплох и заставил вернуться обратно на грешную землю. Но опростоволоситься второй раз за вечер было бы уже слишком, поэтому он быстро среагировал: «С Милей. Я с ней до конца вечера все танцы танцую, извини, Нина».

«Жаль... Ты хорошо вальсируешь, думала ещё пару танцев с тобой потанцевать», – Нина закусила уголок губы и ещё раз вопросительно посмотрела на Сашку.

«Нет, Нина, извини, я с Милей...» – он как в спасательный круг вцепился в Милькины руки, обхватив их сзади в районе локтей.

«Жаль...» – Нина развернулась и пошла вдоль стены обратно, до группки ребят из своего класса. Сашка проводил её глазами и облегчённо выдохнул. Миля повернула голову через плечо и, глядя на него, обеспокоенного, сказала: «Мог бы и потанцевать, я бы не обиделась…»

«Ну уж нет, знаю я тебя, спасибо, не надо!» – он озорно улыбнулся и вытянул её в центр зала, под только что начавшееся очередное музыкальное произведение. Он – левую руку ей на талию, правую, ладонью кверху, вытянув практически параллельно полу, слегка согнув в локте. Она – правую руку ему на плечо, левую, сверху накрыв своей ладонью его ладонь, слегка выгнув спину назад, иииии... раз-два-три, раз-два-три... Как и многие другие пары в этом зале, молодые люди закружились в танце, но немного лучше и слаженнее других. Ну оно и понятно: дружат все десять лет, с самого первого класса, поэтому чувствуют друг друга лучше и увереннее, чем те, кто встал сегодня в пару в первый раз. Да и что скрывать, танцевали уже вместе, и не один раз, репетировали...

«Сань, ты поступать в лётное не передумал?» – перекрикивая музыку, она в сотый раз задаёт ему этот вопрос, хотя знает на него правильный ответ больше чем на сто процентов.

«Нет, конечно, что ты, Милька! Это же мечта детства... небо... А я мечту предать не могу, я так воспитан».

«Да знаю я, знаю».

«А ты? В медицинский? Без вариантов?»

«Без... Я себя больше никем и представить не могу, кроме как хирургом».

Музыка стихает, и они, продираясь сквозь толпу таких же юношей и девушек, протискиваются к выходу, выходят в школьный коридор и останавливаются у дверей своего классного кабинета. Сашка дёргает ручку двери, та с легкостью поддаётся.

«Пойдём?» – он кивает в сторону класса. Миля проходит в помещение и буквально падает на скамейку, за первую парту. Сашка прикрывает за собой дверь и приземляется рядом.

«А ты помнишь, как ты первый раз к нам пришла?»

«Конечно, помню... Вы же меня своими взглядами чуть до дыр не проглядели, пока Вера Павловна меня представляла», – Милька улыбнулась воспоминаниям.

«А как ты хотела? Мы уже три месяца на тот момент одним коллективом учились, а тут здрасьте-подвиньтесь, вот вам новенькая в класс... Конечно, было интересно».

«Ну я же не виновата, что папу сюда перевели в это время, он человек подневольный, лётчик. Да ты и сам всё знаешь».

«Знаю. И очень рад, что его тогда перевели в Ленинград и ты появилась в нашем классе... и в моей жизни...» – Сашка сказал последние слова немного тише первой половины фразы, но достаточно громко, чтоб она их услышала наверняка. И она услышала. Подбирая слова для ответа, Миля набрала побольше воздуха в лёгкие, чтоб выпалить всё на одном дыхании, но в этот момент дверь в класс открылась и в проёме показалась вихрастая шевелюра одноклассника Мишки: «Ребята, вы чего здесь расселись? Айда с нами! Мы на Дворцовую собрались, рассвет встречать! Давайте, потопали, хорош здесь секретничать... неразлучники вы наши». Мишка исчез так же внезапно, как и появился.

«Неразлучники... Любовь Павловна первая нас так назвала, и, смотри-ка, все годы так и тянем на себе это прозвище», – Сашка озвучил то, что знали они оба, и уже далеко не первый год.

«Любовь Павловна оказалась как никогда права. Неразлучники... А сейчас вот... по разным заведениям учебным – и всё...» – голос Мильки дрогнул, и даже слёзы навернулись на глаза.

«Миль, ну мы же никуда не денемся друг от друга! Учебные заведения разные, но город-то один! Как минимум вторая половина дня будет в нашем распоряжении, и я после своих занятий буду стоять как штык у дверей твоего института и ждать тебя. Милька, не кисни, слышишь?» – Сашка притянул Милю к себе за плечи и носом уткнулся ей в макушку, второй раз за вечер втянув в себя тонкий, мятный аромат её волос.

«Эй, вы чего, обнимаетесь, что ли? Миля, Саня, пойдёмте, вас только ждём!» – очередная любопытная пара глаз появилась так же неожиданно, как и первая, Мишкина.

«Идём, идём», – Миля нехотя поднялась из-за парты, подошла к открытой двери, оглянулась и обвела ещё раз помещение грустным взглядом.

«Знаешь, а ведь именно так и заканчивается детство...» – она перевела взгляд на Саню в поисках поддержки своих слов. Он шагнул в её сторону, остановился рядом, так же обвёл взглядом класс и бойко выдал:

«Видимо... Но зато начинается глава вторая: юность и молодость! Глава, полная неожиданных поворотов и интереснейших событий! Глава, наполненная свежим дыханием безрассудной молодости и умопомрачительными приключениями! И мы идём с тобой туда, в эту главу, так же, как и все эти десять лет, – рядом, вместе. И я, слышишь, Милька, никуда тебя от себя не отпущу, как бы ты ни хотела от меня избавиться, я всегда буду рядом, слышишь? Всегда!»

«А я никуда от тебя уходить и не собираюсь, я тебя просто... очень сильно... люблю... вот так... Понял, Сашка?» – выпалив слова, которые томились в её голове последнее время и заставляли её периодически то краснеть, то бледнеть, она выбежала за дверь. Сашка, прокручивая в голове ещё раз услышанное и осознав, что слова Мили обозначают то же самое, что чувствует и он сам, кинулся по длинному школьному коридору за ней вдогонку. Настигнув её на улице, на крыльце школы, и, увидев, как Миля, обхватив себя руками, пританцовывает, ёжась от утренней свежести, снял с себя пиджак и аккуратно накинул его ей на плечи. Приобнял её одной рукой, притянул к себе ближе и тихонько прошептал ей на ухо: «Услышал... понял... люблю... не отпущу». Потом крепко прижал Милю к себе, нашёл свободной рукой её руку и переплёлся с ней пальцами, образовав своеобразный замок. Миля, ещё секунду назад дрожавшая больше от волнения, нежели от холода, сейчас же успокоилась, поняв, что она не ошиблась в своём выборе и Сашка – тот самый надёжный и любимый ею человек, который никогда не предаст её и не отречётся ни в какой ситуации. Он её человек... её неразлучник...

На Дворцовой встречали свой первый взрослый рассвет вчерашние мальчишки и девчонки.

Рассвет 22 июня 1941 года вступил в свои права точно по расписанию. Воскресенье обещало быть солнечным и жарким... Оно просто обещало быть...